Хочу перемен!
Примерно с 1986 года все чаще стало происходить то, чего еще пять лет назад, в начале восьмидесятых, никто и представить не мог, — некоторые спортсмены теперь отклоняли вызовы в сборные команды для централизованной подготовки, либо соглашались ехать туда только с личным тренером.
Подобная возможность появилась у представителей личных видов спорта с объективной оценкой результата в секундах или метрах. В командных и субъективных видах об этом и помыслить не могли — да и, скажем честно, даже там, где такой шанс теоретически существовал, решались на него очень не многие. Страшные сказки про то, что отказавшимся довериться гению тренеров сборной эти самые тренеры начнут создавать проблемы, ходят и сейчас, не то что тогда. И до сих пор — в некоторых видах — это совсем не сказки, а очень даже быль. И боль.
Тенденция, тем не менее, была вполне отчетливой, а причиной стало то, что разнообразных экспериментальных методик, написанных людьми, спортом даже не занимавшимися, члены сборных за предыдущий олимпийский цикл накушались до рвотного рефлекса. И теперь многие из них хотели просто тренироваться — по старинке: сначала объем, затем повышение интенсивности, затем «отпускаем» нагрузку, и вуаля — пик формы. Без экзотики типа «обратной периодизации», когда интенсивность сразу высокая, а объем умеренный. «Обратная периодизация», кстати, работает — но на спортсменах возрастом ближе к тридцати, у которых соответствующая многолетняя база. В сборных Союза столько не жили.
Поскольку мир сборных команд, особенно в игровых и сложнокоординационных видах, очень тесен, все сидят примерно на одних и тех же базах и общаются друг с другом, а некоторые еще и спят, то информация об «анархистах» выстрелила быстрее, чем Марита Кох из стартовых колодок.
В 1986-м Виктор Цой впервые спел «Хочу перемен», а когда его спросили, о чем песня, ответил, что о школьных переменах между уроками. Примерно то же самое было и в сборных командах — не обостряя ситуацию без лишней необходимости, все больше людей, тем не менее, начинали гнуть свою линию. В какой-то степени именно этот период можно назвать «золотой осенью» советского спорта. Отчасти на этот термин претендует и следующий олимпийский цикл, закончившийся в 1992-м, пусть он и был уже не совсем советским.
Что же произошло? Говоря просто — вожжи немного отпустили, и кони понесли.
Среднестатистический «сборник» тех лет — это человек примерно 1965 года рождения, попавший в молодежную сборную страны примерно в 1983-м, а прорывавшийся в нее из юношей с начала восьмидесятых. В 1986-м или1987-м у него за плечами, а еще в печени, позвоночнике, сердце и легких было 5-6 лет непрерывной, постоянно увеличивающейся, адской работы на износ. Где-то он, конечно, сачканул, но даже с учетом этого легко ему не было.
Фактор многолетней усталости давил все сильнее, и уверенности в том, что он дотянет до олимпийского 1988-го, совсем не было. И вот у некоторых таких спортсменов появилась возможность не подстраиваться под методику, а подстроить методику под себя, пусть не полностью, хоть частично, но все же. Пропустить пару сборов, работая дома. Приехать на остальные с личным тренером. Привезти с собой, за счет регионального ШВСМ, своего массажиста. Получив возможность сбросить лишнюю и ненужную нагрузку, такие спортсмены, словно распряженные жеребцы, начинали показывать результаты, скажем так, несколько неожиданные.
Процесс этот набрал скорость так стремительно, что руководители команд, которым подобная анархия была, естественно, не по душе, не знали, как реагировать. Впрочем, в те годы все происходило очень быстро. Страна менялась на глазах, начиная с 1987-го.
В итоге, к олимпийскому 1988 году наш спорт немного выдохнул. К сборным подпускали личных тренеров, подготовка некоторых спортсменов была значительно индивидуализирована, команды начали проводить больше времени в Европе и, как следствие, спокойнее воспринимали международные старты. Начали выдавать загранпаспорта на руки, чего раньше нельзя было даже представить: после возвращения в Союз их, как правило, сразу забирали.
А что там по допингу?
По допингу все было очень интересно. Выездной контроль никто не отменял, его проходили все. Точнее, проходили его как раз не все: те, кто не проходил, сидели дома. Но самым примечательным в те годы стало появление черного рынка допинга, который прежде в общем-то отсутствовал. До второй половины восьмидесятых если что-то и везли из-за кордона, то мало и редко. Теперь же поток усилился в разы, причем в обе стороны.
Из Союза активно везли только одно — метандиенон. Покупаемый здесь за копейки, там он продавался за твердую валюту и позволял получать неплохую маржу.
В Союз же, наоборот, везли все — начиная с безобидного «Цернилтона» и заканчивая ветеринарными стероидами. Вера советских людей в то, что западная продукция лучше отечественной, позволяла поднимать деньги даже на витаминах. Про стероиды молчу. Барыгам, понятно, нужно было это все продавать, поэтому они хвалили только и исключительно свой товар. Именно в тот период в нашей стране начало формироваться, скажем так, стероидное лобби.
Уклон в эту тему оставил за бортом всю выносливость, которая, начиная с середины восьмидесятых, начала потихоньку загибаться, потому как на стероидах длинные дистанции не побежишь, а рекомбинантный ЭПО только еще проходил испытания в одной из лабораторий Сиэтла.
Еще одно ноу-хау нашей науки — «Перфторан», искусственный заменитель крови на основе перфтороуглеводородов — показал настолько низкую эффективность, что про него в спорте благополучно забыли до начала нулевых.
Литовский гормон роста, добываемый в Каунассе из гипофиза трупов, был дорог и капризен в транспортировке и хранении. Конкуренцию стероидам он составить не мог вообще. Кроме того, слухи о провоцируемом им заболевании головного мозга отбивали желание даже у тех, кому хватало денег и связей.
Тем временем, в 1982-м в Polar сделали первый пульсометр, который уже можно было носить на руке, а в 1988-м SRM выпустила первый измеритель мощности для шоссейного велосипеда. Методология тренировочного процесса в очередной раз начала уточняться – благодаря новым данным, получаемым непосредственно во время тренировок. Джордж Брукс опубликовал свои первые работы по челночной теории лактата в 1985-м.
От Калгари до Сеула
Зимняя Олимпиада-1988 в Калгари сложилась, в целом, довольно предсказуемо, за одним «но»: ГДР провалила выступление в женских коньках. За четыре года до этого, в Сараево, было разыграно четыре комплекта наград, и немки увезли домой девять медалей — все золото, все серебро и одну бронзу. На 3000 метров они взяли весь пьедестал. В Калгари, где разыгрывалось уже пять комплектов, их женская сборная завоевала восемь наград, но золотой была только одна — Криста Ротенбургер выиграла 1000 метров с феноменальным мировым рекордом 1.17,65, который продержался почти 10 лет. Учитывая дефицит золота и малое количество видов спорта, в которых немцы были лидерами, провал конькобежек отбросил ГДР на второе место в медальном зачете — СССР вернул себе лидерство с отрывом в 2 золотые медали.
Именно в коньках тогда и состоялся единственный на Олимпиаде «странный случай», который люди, ищущие допинг везде и во всех, потом долго обсуждали. На дистанции 3000 метров, открывавшей программу Игр у конькобежцев, Карин Каниа-Энке едва добралась до финиша, находясь последние три круга, по сути, в агонии. После финиша она около получаса не могла подняться со скамьи, на которую упала. Персонал сборной ГДР окружил спортсменку и закрыл ее от камер, а спустя довольно значительное время под руки увел спортсменку в раздевалку. Сама Энке идти не могла.
Ну а то, что польского хоккеиста Ярослава Моравецкого поймали на превышении соотношения тестостерон/эпитестостерон, — это мелочь, поляки все равно из группы не вышли.
Впереди был Сеул, куда решили ехать, не обращая внимания на протесты Северной Кореи и поддержавших ее Кубы, Никарагуа и Эфиопии. Сейчас причиной поездки многие называют перестройку, смену политического курса и риторики. Но дело в том, что и тогда, и сейчас наша страна никогда не откажется ввязаться в драку, которую с высокой долей вероятности выиграет. Никакая политика не мешала нам ездить в США на Олимпиады 1960 и 1980, в Японию на Игры 1964 и 1972. Холодная война, отсутствие дипотношений, подписанных договоров о перемирии, все это было не важно, когда мы могли поехать и переиграть врага на его территории. Страх поражения, и поражения скандального, — вот что остановило Союз в 1984-м.
К Сеулу советские команды были готовы блестяще, к тому же размеры страны давали огромное преимущество — последняя фаза подготовки у большинства проводилась через акклиматизационные сборы на Дальнем Востоке, там же проходила и завершающая фаза подготовки фармакологической — в Корею нужно было ехать без лишнего «багажа». В ГДР, решая схожие проблемы, выбрали другую тактику: почти все свои циклические виды (велотрек, беговые виды легкой атлетики, ходьбу) немцы сначала провели через предварительную акклиматизацию в специальной барокамере в городе Кинбаум, а затем отправили в Мексику на среднегорье. В результате мы прилетели в Сеул с севера, почти не сменив часовой пояс, а немцы с востока, да еще и с гор. Велогонщики сборной ГДР, впрочем, после Мехико успели провести сбор на равнине в Акапулько, и уже затем полетели в Корею.
Олимпиада в Сеуле запомнилась всем людям, от спорта далеким, скандалом с Беном Джонсоном. Вообще, в этом скандале ничего особенного нет, но его решили раздуть, и в результате Джонсон так и остался едва ли не символом допинга в большом спорте — ну, как минимум, до Мэрион Джонс.
Главными же скандалами той Олимпиады были вовсе не допинговые, а судейские, хотя, на мой взгляд, это даже хуже, чем допинг. И если историю Роя Джонса-младшего знают более-менее все, то о происходившем в борьбе в курсе лишь специалисты. Впрочем, на азиатских Олимпиадах судейство в пользу хозяев – явление традиционное.
Успех сборной СССР в Сеуле был ошеломляющим. Сказались и 8 лет без Олимпиад, и более-менее либерализованная система подготовки, и снижение политического накала в спорте. По отзывам моих знакомых, которые были участниками тех Игр, им впервые во время прогулок по Олимпийской деревне не нужно было искать глазами сексота, приставленного к команде, они могли общаться с другими спортсменами, не думая о докладных записках, как последствиях такого общения. И хотя в Сеул наша сборная привезла больше всех сувениров и барахла на продажу и обмен, медалей она увезла тоже больше всех, а победителей не судят.
Ставшая уже легендарной женская эстафета 4х400 метров, выигранная нашими с мировым рекордом, который не побит до сих пор, является для меня последней великой победой советского спорта. Уже в 1989-м наши велогонщики станут профессионалами, хоккеисты массово побегут в НХЛ, а фигуристы начнут ездить по ледовым шоу, зарабатывая деньги. Одна эпоха закончится, начнется другая, которая старательно унаследует от предка все плохое, не сохранив почти ничего хорошего. С падением железного занавеса выездной допинг-контроль станет неосуществим, и страна окажется без прикрытия. Последствия не заставят себя ждать.
Продолжение следует.
Сергей Лисин
