(Мы учились на таких публикациях. Геннадий Швец — спортивный обозреватель газеты «Комсомольская правда» В.М.)
С детства я привык определять суть незнакомых слов на слух — сейчас это для меня, конечно, не более чем игра. Но если следовать этой игре, то в слове «триатлон» угадывается нечто хищное, готовое тебя поглотить. Какое-то приближение к истине здесь есть: триатлон может высосать из тебя все соки, вытянуть все жилы. Ибо триатлон — это соревнования, включающие плавание на 4 километра (если точнее — на 3,8 км), велогонку на 180 км и классический беговой марафон 42 км 195 м. И секундомер включается в ту секунду, когда ты прыгаешь в воду, а останавливается на финише марафона.
Кому взбрело такое в голову? Ведь еще недавно и марафон, всего лишь марафон, считался смертельно опасным спортивным номером. У триатлона есть своя легенда: на каком-то экзотическом берегу заспорили три чемпиона — пловец, велосипедист и бегун-стайер: кто из них самый выносливый, самый волевой и т. д.? И придумали триатлон — троеборье для «железных людей». А в 1978 году на Гавайских островах состоялся уже крупный турнир, а вскоре и чемпионат мира, который теперь проводится ежегодно. Вот данные чемпионата 1985 года: 1200 участников из 31 страны, победил американец, 29-летний Скот Тинли, время — 8 часов 54 минуты 20 секунд. А чемпионаты Европы по триатлону разыгрываются четыре раза в год—факт уникальный, подтверждающий неутомимость «железных людей». Триатлон переживает бум, хотя и не столь безудержный, как еще совсем недавно аэробика. Во Франции уже больше восьми тысяч «железных людей», чемпионаты Японии собирают по две тысячи троеборцев, среди которых есть даже члены парламента. Образовалась уже Международная спортивная федерация триатлона. Есть у триатлона и модели в одну вторую, в треть, в одну десятую его «натуральной величины»: в Чехословакии, например, популярна такая его разновидность — 1500 метров плавания + велогонка 40 км -+- бег на 10 км. А 34-летний болгарин Васко Стоянов устроил себе такое испытание: заплыв на 15 километров, велогонка 250 км и бег на 60 км! Результат — 19 часов 16 минут 30 секунд…
Подобную информацию собираю лет пять, складываю вырезки в «накопитель». И что-то меня все эти годы мучило, раздражало, я как бы ощущал усталость. Ну знаете, это похоже на то, когда задерживаешь случайный взгляд на стенах собственной квартиры и со вздохом думаешь, что рано или поздно предстоит делать ремонт. Да, предстоит…
Пробегал я несколько раз марафон, а однажды даже преодолел (протащился) 100 километров, о чем уже писал в «Юности» (№ 7, 1983 г.). А триатлон продолжал изучать теоретически, пока прошедшим летом на соревнованиях памяти братьев Знаменских в Москве не встретил судью всесоюзной категории из Одессы Федора Федоровича Алиева. Он сказал: «У нас седьмого августа триатлон, впервые… Приедете?» В августе я как раз собирался в отпуск и понял, что триатлона не избежать.
Что такое отпуск в Одессе, если у тебя в этом городе много друзей? Неспешные прогулки по дачным переулкам, не обремененные глубокими мыслями пляжные беседы, вечерние встречи, состоящие из милых неофициальных торжеств по случаю дня рождения или просто хорошего настроения. И признаться, мне нравится такое времяпрепровождение. Нравится заповедный, непостижимым образом сокрытый от постороннего взгляда пляж «на плитах»…
И вот по собственной воле я лишил себя этих несказанных благ, ибо готовлюсь к схватке с ископаемым чудовищем — триатлоном. Надо плавать и плавать, бегать и бегать, крутить и крутить педали… Один день отпуска пролетел, другой, третий. Не встречаюсь с друзьями,— чтобы не нарушать спортивный режим. Но тянет, тянет «на плиты», вот уже, говорят,
и Жванецкий приехал и тоже там. Что ж, лето пропускать? Ведь отпуск у меня всего один…
Подвергаю себя самоизгнанию — уезжаю на Каролино-Бугаз. Это дачное место в шестидесяти километрах за городом. Там летняя толчея замешена не так густо, там есть домик на краю спортивного лагеря, море в трех шагах и — никаких иных соблазнов.
Прекрасен рассветный бег по полосе прибоя. Впереди в утренней дымке розовеет за изгибами берега белый столбик Санжейского маяка. До него километров десять, но дымка делает его почти миражным. И весь мой бег приобретает оттенок нереальности. И впрямь: бегу час, полтора, два, а усталости не чувствую.
Но, удлинив дистанцию и добежав до того места, где впадает в море речка Барабой, почувствовал… ужасающие запахи. Батыево нашествие «диких» автолюбителей делало свое дело. Тысячи машин, тысячи самодельных туалетов (ямка и стыдливая ширмочка из обрывка какой-нибудь ткани), миллионы консервных банок, бутылок, синтетических пакетов, фодотированных оберток — этот девятый вал надвигается на беззащитное наше море. Как видите, даже невинный бег ныне зависим от экологии. И я радовался, когда по утрам ветер был с моря — запахи разложения уносились прочь и, если не всматриваться в откосы, сплошь заваленные отходами, то бег продолжал доставлять удовольствие. Бег ради очищения… В чисто физиологическом смысле тоже. Один поборник оздоровительного бега сказал мне, что теперь бег еще более необходим человеку, потому что помогает быстрее выводить из организма всякую дрянь. Например, вы надеетесь получить какие то витамины из фруктов и овощей, а получаете в основном гербициды и пестициды. Чтобы окончательно не отравиться, нужно бегать и потеть, побыстрее вытряхивая из себя побочные дары агропрома. Так что хочешь, не хочешь, а бегать в наше время надо обязательно.
За неделю я приблизил беговые нагрузки к марафонской норме. И постепенно до меня доходила истина: триатлон — это не соревнование, а образ жизни. Пробежки отнимали два-три часа, а требовалось еще ездить на велосипеде и плавать. Каролино-Бугаз — отличное место для дальних заплывов, поскольку морской залив здесь мелок: в полукилометре от берега вода может быть по колено, хотя есть и глубины. Отплывешь подальше, а потом по рисунку волн, по белым их гребешкам определяешь, где отмель, и берешь курс туда, минут десять постоишь на песке и опять в плавание. Скажу честно, плавать не очень люблю. Но вода была теплая, градусов двадцать пять, и постепенно стал ощущать в воде радость. К тому же плавал я в сопровождении четырнадцатилетнего сына. Он занимается водным поло в спортшколе олимпийского резерва. Когда-то я учил его плавать. Теперь он учил плавать меня. Легко уходил вперед, метров на сто, и поджидал меня, блаженно раскинувшись на волне,— мне уже никогда не научиться такому. Я плыл медленно, но с чувством собственного достоинства, того требовала семейная педагогика. То, что я готовлюсь к триатлону, на сына мало действовало: еще неизвестно было, отважусь ли и одолею ли всю трассу. И я решил совершить поступок. У нас с сыном есть на море одно свое место, где можно попрыгать в воду с каменных массивов. Сын прыгал примерно с пятиметровой высоты вниз головой. Я поднялся на следующую ступень — примерно метров на десять — и, не дожидаясь подбадривающей реплики сына, ринулся вниз головой, что и обеспечило мне дополнительные баллы к отцовскому авторитету. Не бог весть какая доблесть, но все-таки действует лучше нудных родительских назиданий. Когда я пишу эти строки, то чувствую секунды полторы полета с нагретого солнцем камня — чуть замирает сердце… Знаю, что тот летний прыжок в воду с высоты восьми метров (буду все-таки точен, ибо потом я произвел измерение) пополнил меня какими-то джоулями.
Триатлон приближался. Вернее, я к нему приближался. Плавал уже по сорок минут, по часу. Но вдруг в какой-то день море стало похоже на борщ. Некая красноватая жижица, в которой что только не плавает. Капуста, во всяком, случае, различалась ясно. Правда, кто-то объяснил, что эта «капуста» неорганического происхождения, обрезки каких-то тканей, что ли. Легче от этой информации не стало. Через несколько дней узнал, что близ Одессы произошла экологическая авария: в море выплеснулось «море» неочищенных канализационных вод, а буквально через три дня после этого очень похожая авария стряслась под Тирасполем на Днестре, а эта река, как известно, впадает в Черное море…
Я переключился на велосипед. Не могу не вспомнить, как несколько лет назад я купил за сто рублей изделие, которое имело два колеса, руль, раму, звонок и т. д. Но ехать это изделие отказывалось, несмотря на то, что я прилагал значительные усилия. Одна из причин была очевидна: колеса никак не выстраивались в одну линию… Одесский приятель предложил мне для тренировок свой велосипед — обыкновенный дорожный, тяжеловатый «Салют». Я поспешил его оседлать, и вернулись ощущения детства. Зачем же я столько лет не садился на велосипед? Надо было довести то треклятое изделие до ума… За неделю до старта решил сделать контрольный заезд, проверить свои скорости на отрезке десять километров. Прикидывал: уложусь в двадцать минут — для первого раза это будет хорошо. Но за двадцать минут проехал лишь 6 километров-Завтра старт. Друзья говорят: «Подумай. Хорошо-о подумай!» Я думаю. Ну что ж, если и не буду участвовать в соревнованиях, то польза все равно есть — в отпуске вел очень здоровый образ жизни, тренировался, как в юные спортивные годы…
Раннее августовское утро. Я стою на берегу гребного канала в строю из тридцати человек и созерцаю плакат: «Приветствуем железных людей!» От воды поднимается парок — интересно, о чем это свидетельствует? Теплая вода или холодная? Впрочем, в протоколе есть точные данные: 22 градуса. Вчера вечером было 19, и Евгений Ступников, один из организаторов триатлона, имеет таблицу: при температуре 15 градусов человек может находиться в воде четыре часа, при 17 градусах — пять часов. И если сроки будут превышены, наступает переохлаждение организма и — «тапочки»… Так сказал Женя, имея в виду отнюдь не спортивные тапочки. На всякий случай вспоминаю, что тридцатилетняя американка Линн Кокс переплыла недавно Берингов пролив, два часа находилась в ледяной воде — 7 градусов,— и хоть бы что, жива, здорова. Правда, при росте 172 см она весит 100 кг, а у меня на 182 см — 75 кг. И думаю, что вскоре станет значительно меньше…
— Поздравляю вас с первым стартом в классическом триатлоне.— Главный судья Федор Федорович Алиев, офицер запаса, говорит бодро, маскируя некоторое смятение армейской выучкой.— Больных нет?
— Больных нет, есть сумасшедшие.
Нехитрая шутка имеет предысторию. Ответственный спортивный врач наотрез отказался одобрить соревнования по триатлону и провести медосмотр участников, назвав Алиева и всех его сподвижников сумасшедшими. То же самое слышал Алиев, когда год назад задумал провести в Одессе беспрерывный 24-часовой забег. Итак, Алиев и все мы — сумасшедшие, а спортивный главврач нормален. И значит, куда нормальнее было бы вместо триатлона устроить в день физкультурника очередное шествие по стадиону под разноцветными стягами и с рапортом о новом пополнении неисчислимой армии значкистов ГТО. Медосмотр многие мои новые сотоварищи прошли хитростью, объясняя врачам, что триатлон — это то же самое, что биатлон, только проводится не зимой, а летом. И те в конце концов ставили печать на заявку. Вот еще что интересно. Все эти массовые спортивно-физкультурные соревнования, в том числе триатлон, проводятся в Одессе не спортивно-физкультурной организацией, а городским турклубом при поддержке газеты «Вечерняя Одесса». Ни одного спортработника ни здесь, ни прежде на 100-километровых пробегах я не видел. Наверное, опасаются. Несколько лет назад московский клуб любителей бега «Меридиан» взялся за организацию суточного пробега, и меня попросили получить разрешение у одного ответственного товарища. Он долго расспрашивал, что да как, возможно ли это вообще — бежать сутки без отдыха. Я обстоятельно рассказывал ответственному товарищу, ведающему физкультурой и спортом, как и где проводятся подобные пробеги. Он слушал внимательно, а потом «не рекомендовал». Хорошо, что организаторы триатлона не стали ждать номенклатурных «рекомендаций».
Старт!.. Моментально осознаю, как холодна ранним утром вода. Да, мало я все-таки плавал. В море вода была слишком грязная, поэтому соревнования и перенесли сюда, на гребную базу, на Сухой лиман. Но и в лимане вода не отличается особой чистотой. Она густа на вид и, как мне кажется, тормозит мой незатейливый брасс. Стараюсь хоть чуть нарастить темп, перехожу на кроль и вскоре стремительно сближаюсь с кем-то. Но в следующее мгновение понимаю, что участник, которого я «догнал», плывет мне навстречу. Он уже прошел поворотный знак, и ему совсем немного осталось до финиша. А когда я повстречался с Вадимом Копой, кандидатом в мастера спорта по плаванию, инструктором райкома партии, он, чуть сбавив скорость, дал мне совет: «Голову держи ниже, ногами не зарывайся…» Но я не в силах внять этому совету и продолжаю плыть «по-пластунски». Надо мной стремительно проносится стрекоза…
«Два часа, три минуты, восемнадцать секунд»,— сочувственно объявляет судья, а я, еще пошатываясь, бреду по колено в воде, ищу взглядом велосипед. На велосипед хочу сесть побыстрее, чтобы согреться, зуб на зуб не попадает.
Теперь предстоит проехать девять 20-километровых кругов. Не хочется думать, что сие расстояние — почти два круга по Московской кольцевой… Велосипед отличный, не гоночный, но легкий и отлаженный. Его соорудил для меня Женя Ступников. Раму взял от одной модели, седло — от другой. Женя знает в этом толк, лет пятнадцать занимается велотуризмом. Есть хорошая идея: составить команды велозаводов, чтобы в каждую непременно вошел директор и начальник ОТК, и выпустить эти команды на 180-километровую трассу. И поставить всем условие: велосипеды брать не с выставочных стендов, а со своих конвейеров…
Пытаюсь разогнаться на двухкилометровом спуске, чтобы сэкономить силы, но неровности дороги, многочисленные выбоины гасят скорость, приходится даже притормаживать. Чуть дальше — хороший участок шоссе, километров 7—8, но дует сильный встречный ветер. А там, где ветер должен был дуть в спину, помогать, подталкивать, там трасса прикрыта от ветра бугром и лесополосой, так что никакого облегчения. Вот если бы мы ехали по тому же кругу, но в противоположном направлении… Чертов триатлон, никаких послаблений не делает.
Первый круг позади, 20 километров ровно за час. Значит, на всю дистанцию, если не отдыхать, потрачу девять часов. Но как не задержаться на берегу, где расположился бивуак — судьи, полевая кухня, болельщики? После второго круга, уступив соблазну, узнал новости. У Вадима Копы сломался руль, и он уже не лидер. Молодой офицер Костя Коваленко на чал беговой марафон задолго до срока — развалилась втулка и пришлось десять километров катить велосипед. А «на коне» сейчас единственная среди нас девушка — Наташа Карельская, инструктор Дома пионеров, мастер спорта по велотуризму.
На четвертом круге велогонки и меня подвел велосипед: спустила задняя шина, а я отъехал от базы всего лишь километра три. Возвращаться? Плохая примета. Время от времени подкачивая колесо, короткими бросками продвигаюсь вперед — чувствую каждый камешек на дороге. Один час сорок семь минут потратил на четвертый круг. Отдаю велосипед в руки Жени Ступникова и Лени Ржепишевского, а сам падаю на траву. Ем яблоки, в них — железо.
— Пожалуйста! Как огурчик! — слышу над собой голос Жени Ступникова. Эх, Женя, не мог ты подольше менять колесо. Последний круг. Еду, опершись локтями на руль, полулежа. Это опасно — руль вырывается на кочках, но еду уже как могу.
180-километровую гонку я заканчиваю в тот самый момент, когда Евгений Слюсарев, 35-летний грузчик из Херсона, мастер спорта по марафону, завершает весь триатлон, время его 12 часов 34 минуты 55 секунд.
А мне лишь остается пробежать 42 километра 195 метров. Начинаю бег уже вечером, в половине девятого. Пока никто не сошел с дистанции. Стартовый взнос с каждого участника — 18 рублей. Видимо, все хотят получить за свои деньги удовольствие сполна. Шутки шутками, но что движет этими людьми? Вадим Копа сказал мне: «Триатлон — это самовоспитание, а оно необходимо, особенно в наше время». А может ли триатлон быть массовым? Десять лет назад в одесской стокилометровке участвовали человек тридцать, теперь — около двух тысяч!..
И в каком состоянии я бежал марафон? Как говорят большие спортсмены, знающие ад нагрузок: «Состояние — почти умер». То и дело вспоминаю «тапочки»… Несколько раз мой путь пересекал, обгонял меня мощный «КамАЗ», с двумя прицепами, вздымая пыль до небес. В кабине четыре хлопца, я даже запомнил их лица. Они отдыхали по-своему. Подбадривали меня: «Подошва спустила, надо подкачать!» И опять уносились вперед — четыре балбеса…
Глубокая ночь. Падаю на траву. Главный судья протягивает мне диплом. Читаю: «17 часов, 29 минут, 20 секунд, 14-е место».
Теперь отдыхать, оставшиеся дни отпуска буду валяться на пляже, на «плитах». Утром вношу коррективы: буду понемногу ездить на велосипеде, помаленьку плавать и продолжать бегать «по-пластунски».
Прихожу на «плиты», встречаю знакомых. Некоторые знают, что я поучаствовал в триатлоне — прочитали в «Вечерней Одессе». Они веселы и хотят, чтобы триатлон в моем рассказе выглядел смешно, тем более, что вчера здесь был Жванецкий… Стараюсь соответствовать ситуации, а когда внимание к моей персоне спадает, иду на мол, прыгаю в воду и уплываю далеко от берега.
Геннадий Швец
Журнал Юность № 1 январь 1988 г.
